Политолог и писатель Андрей Андреевич Пионтковский опубликовал свое очередное блестящее революционно-французское1 эссе. В нем он ритуально попинал "системных либералов" за антинародность и продажность, а бизнесменам-монополистам посулил, что коли они помогут демократической оппозиции ликвидировать путинизм, то их бизнес не постигнет горькая судьбинушка национализации. Как будто они немецкие генералы, которым за свержение Гитлера можно посулить вместо скамьи подсудимых места во Временном Антифашистском правительстве, а их стране — мало-мальски приличные границы2. Те хоть могли Гитлера свергнуть, а наши "олигархи" сами не то что "крышу", партию сменить не могут.
А теперь давайте спокойно порассуждаем. Для этого надо будет вспомнить сюжет замечательного аксеновского "Острова Крым" и учесть недавние результаты опроса "Левада-центра" насчет топа "великих российских политиков XX века". В романе "Остров Крым" царит историческая альтернатива. Крым оказался островом, красноармейское наступление осенью 1920 года было отбито, и он превращается в Русский Тайвань — процветающее (и суперлиберальное) образование под боком у угрюмой Совдепии.
Но постепенно на острове "О-кей" вверх берет интеллигентское движение "Союз общей судьбы", выступающее за воссоединение с Большой Родиной. Внешне это увлеченность патриотизмом и муками вины сытых либералов перед голодным и бесправным "подсоветским" народом. На самом деле замысел сосовцев коварен: по их политологическим подсчетам, загнивающая в маразме глубокого застоя (роман написан 35 лет назад) Советская Россия может качнуться либо к неосталинизму, либо к демократическим реформам. И свободный Крым призван сыграть роль гирьки, которая утянет весы истории в сторону либерализма. Кончается все плохо: коварной советской интервенцией, своим танковым наводнением и беспощадностью авиации так предвидевшую недавнюю войну с Грузией.
Своим романом Василий Аксенов хотел осудить западных сторонников "умиротворения СССР" и вообще интеллигентское преклонение перед страдающим народом.
Но вся ирония истории в том, что жизнь как раз показала гениальность расчета Луча — вождя сосовцев, главреда "Крымского курьера" Андрея Лучникова.
Прошло всего несколько лет после выхода романа, и именно жестоко высмеянные Аксеновым латентные "системные" либералы вроде изображенного в романе куратора сектора "Восточного Средиземноморья" в ЦК КПСС четверть-еврея Марлена Кузенкова, те самые, которые под презрительными взглядами "твердых антисоветчиков" шли в КПСС ("чтобы менять ее изнутри"), помогли свернуть СССР на путь демократических реформ. Только роль "Свободного Крыма", переборовшего 25 лет назад сталинистскую инерцию, сыграла "продажная" статусная интеллигенция, а также интеллигенция нестатусная, решившая пожить при рынке и многопартийности, попробовать себя при капитализме. Так что вопреки воле автора его парадоксальная концепция Союза общей судьбы стать троянским конем в стане замшелой советскости блестяще сработала.
Размышления о кризисе и маразматичности застоя, так выразительно описанного Аксеновым, неизбежно вынуждают заговорить о шокирующих результатах опроса о великих людях. Самое простое — изложить Пасхальную Агаду с зачином в стиле Маяковского: "Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха: "Папа, чем ночь сия3 отличается от всех иных ночей?" — "Рабами мы были у фараона в Египте…" И рецепт — в изложении прославленного тогда депутата Николая Травкина, рассуждающего в 1990 году о длительности и мучительности необходимых реформ, звучал так: "Как Иисус Христос водил 40 лет евреев по пустыне…"
Прежде всего, опрос показал, как легко врут люди социологам и сами впадают в самообман. Ведь они на вопрос о великих политиках говорили только о тех правителях, при которых хотели бы жить.. Честно говоря, при самых крайних антикоммунистических взглядах надо признать: самыми великими были создатель новой мировой псевдорелигии большевизм Ленин и создатель грандиозной мессианской неовизантийской империи Сталин. Но две трети населения хотят в теплое тухлое болотце и ностальгируют по увешанному, подобно прогрессивному африканскому диктатору, орденами анекдотическому бровеносцу… Но, поскольку Николая Романова канонизировали, то и последнему царю отдана дань почитания. В тех же долях, что и неизбывному элементу городского и паркового ландшафта Ульянову-Ленину.
Самое забавное, что эти данные должны радовать любого мудрого революционера. Этот контингент — бонус любого победителя, покорный и малоропщущий трофей, почтительно склоняющийся перед любой энергичной властью.
Разделим население (очень грубо) на категории. Первое деление: кто не понимает (анализирует ситуацию с точки зрения традиционализма) и кто понимает (люди с европейским менталитетом). Те, кто не понимает, делятся на довольных (люди, смирившиеся с медленным колебанием "немного лучше — немного хуже" — стало меньше доступных лекарств, но министр так выразительно пригрозил Западу за то, что у певички голоса украли) и недовольных (вроде все есть, а страна распалась и обратно склеиваться в великую державу не хочет). Понимающие делятся аналогично, на недовольных (база прошлогоднего протеста и их тайные симпатизанты в истеблишменте) и довольных (бенефициары путинизма).
Пробуксовка Пятой русской революции происходит от того, что недовольные понимающие не смогли создать блок с недовольными непонимающими. Для создания такого блока нужен либо поистине великий политик типа Ельцина, либо быстрый крах системы, как два года назад в Арабском мире.
Но сила путинизма еще и в том, что недовольные понимающие также разделены — на решительных и осторожных. Осторожных Пионтковский все время попрекает стремлением сохранить доступ к хорошему кофе, свежему мясу (грезы при Брежневе), а также к хорошим театральным постановкам и неподконтрольному Интернету (при Брежневе этим и не грезили). Сам хочу все это сохранить. Но проблема еще глубже.
Важно сохранить "Остров Крым" — очаг европеизма в России.
Непонимающие недовольные более всего ненавидят именно его, как красноармейцы врангелевцев. Они и власть-то ненавидят за европеизм. "Падение Крыма" будет означать провал Русской цивилизации на века вспять. Предыдущий такой эксперимент отбросил страну "Серебряного века" (это в столицах, в глуши — гоголевскую и шедринскую страну времен Николая I) к социальным отношениям Ивана IV.
Поэтому для интеллигентного русского европейца любой сценарий перемен должен прежде всего учитывать гарантии сохранения "Острова Крым". Сохранение любой ценой! Даже если интеллигента охватывает горячка исторической справедливости, требующая обрушить заслуженные кары на голову "обжирающихся выскочек".
Теперь еще немного отвлечемся на изучение феномена "большевизма". Если абстрагироваться от антисобственнической и антиимперской составляющих, то прообразом большевика можно считать радикального якобинца, монтаньяра (фракция "Горы" — верхнескамеечники в Национальном конвенте 1793–1794 годов). А еще за два столетия до этого — кальвиниста.
Отжав главные признаки, определим: якобинец-большевик — это тот, кто единственным вариантом преобразований видит революцию, единственной формой революции — священную войну (любая политическая борьба — суть столкновение "свободолюбивого народа" с "фашистской силой темною"), а война — это всегда манихейское противоборство Сынов Света с порождениями Тьмы. Для такого мировосприятия умеренный всегда опаснее прямого врага. Большевистская пропаганда подавала социал-демократию (начиная с меньшевиков) как куда более гнусное явление, чем самые оголтелые белогвардейцы. Сколько сил было истрачено на дискредитацию немецких генералов и консерваторов, мечтавших убрать Гитлера (и тем лишить Сталина тотальной победы). С какой яростью противники путинизма кидаются на системных либералов, и десятой доли того пафоса не достается черносотенному крылу партии власти.
Я понимаю, что при мощном и целеустремленном революционном движении умеренная, скрыто оппозиционная часть атакуемого истеблишмента может считаться угрозой, поскольку, став временным союзником революционной партии, затем начинает тормозить революцию, спасать остатки "старого мира".
Но это явно не наш случай. Дадим слово самим радикалам. Разве они призывают нас создавать сильное консолидированное революционное движение партийного типа, разве они предлагают развернутую революционную программу?! Нет, они просто поносят режим и слишком робких попутчиков протеста и туманно воспевают некий неопределенный взрыв протеста.
Если их "молитва дойдет", то успешный вариант "демонтажа режима" будет выглядеть так. Миллионные толпы протестующих захлестнут власти, и система падет. Но единственные две силы, способные по уровню подготовки (компетенция и привычка к масштабу организационной работы) заменить "партию жуликов, воров и детоубийц", — это крупный бизнес и статусные либералы из экспертного сообщества. На вопрос: "Почему именно либералы, а не, допустим, левые или лево-правые в стиле Михаила Делягина?", отвечу напрямки — именно консервативные либералы отличаются наибольшей трезвостью оценок реалий, ибо ментально они более всего удалены от любых форм традиционализма и утопизма.
Поэтому непонятно, от имени какой силы Андрей Пионтковский и другие (в терминах Андрея Илларионова) "республиканцы" будут шантажировать отечественных миллиардеров, определяя зависимость между их лояльностью революции и гарантией от национализации.
Выбор "вспышечного" сценария революционного протеста, прямо вытекающий из радикальной публицистики, оставляет лишь один шанс для предотвращения хаоса — быстрый перехват власти либеральной олигархией. Но в этом случае для сохранения анклава европеизма ("Острова Крым") необходим союз между умеренными революционерами и внутривластной либеральной оппозицией. Союз равно обращенный как против наиболее оголтелой реакции, так и против "якобинцев". Поэтому сосредоточение сейчас публицистического огня на системных либералах и угрозы крупному бизнесу — это самый наивный метод стимулирования демонтажа путинизма.
Иное дело, если бы протестующие имели мощную революционную партию, способную, подобно Народным фронтам и антикоммунистическим движениям в Восточной Европе и СССР, составить не только теневой кабинет, но и теневой истеблишмент, то тогда ультиматумы финансовым магнатам и технократам были бы уместны, а ультрарадикалы среди оппозиции были бы не источником популистской стихии, а боевым авангардом оппозиции, которую посылают совершать подвиги на баррикадах.
При отсутствии такой революционной партии от оппозиционеров требуется поистине филигранная стратегия и искуснейшая тактика.
В любом движении за перемены умеренное крыло стремится ловким ударом обезглавить режим, но тут же само его возглавить, сохранив как можно больше от "старой власти". Радикалы, естественно, хотят с различной степенью последовательности систему снести и попытаться реализовать утопию "царства свободы и справедливости", действуют, как бульдозер, а центристы пытаются, фигурально выражаясь, снести стены, но сохранить фундамент. Поэтому лучше всего, не пугая умеренных картинками будущих руин, их надо, напротив, соблазнить прибыльными подрядами на восстановительные работы. Все равно ведь после "сноса крыши" ситуация начнет необратимо радикализироваться.
Когда в 1989–1991 годах шатался коммунизм, всем было понятно, что несут демократы: многопартийный парламентаризм, рынок и сближение с Западом. При этом неясности в отношениях с национальными республиками и в деталях неизбежной приватизации оставляли большое пространство для политического маневрирования, завершившегося расколом партхозноменклатуры и переходом значительной ее части на позиции национального антикоммунизма.
Поэтому и сейчас российская оппозиция, переборов свой вопиющий антиинтеллектуализм, должна, с одной стороны, показать обществу какие-то "картинки будущего", а с другой стороны, проявить нужную гибкость для привлечения попутчиков.
Сегодня главное — стронуть камень с вершины. Это как зимой 1990 года — вырвать принцип многопартийности, а остальное само посыплется. Но над гигантскими демонстрациями, принесшими тогдашнюю победу, было много лозунгов "Долой 6-ю статью!", но ни одного "Комуняк на фонарь!".
Если вернуться к военным аналогиям, то для Сталина в 1944–1945 годах наибольшая угроза его планам исходила от антигитлеровского крыла в германских элитах (именно их замыслы нейтрализовал Исаев-Штирлиц, и по сей день десятки миллионов телезрителей радуются, что он продлил Вторую мировую войну на месяц), а повернувшие оружие против союзников коммунисты (вроде греческих партизан) — боевой авангард. Но для Черчилля, напротив, антинацистский заговор генералов — подарок, немецкие пленные — резерв для будущей битвы (если Жуков уговорит генералиссимуса прошвырнуться до Ла-Манша), а коммунистические партизаны-антифашисты на Балканах — самая опасная угроза.
Революционной оппозиции надо просто выбрать, какой вариант стратегии ей симпатичней — сталинский или черчиллевский.
1 Кажется, это Лион Фейхтвангер заметил, что все писатели делятся на "французов" и "немцев". Автор этой статьи, например, классический тяжелостильный "немчура".
2 Пока за это не судят, спешу напомнить, что средние ежемесячные потери мирного немецкого населения в 1944–1946 годах при депортациях с территорий, отошедших к СССР, Польше и Чехословакии, были сопоставимы с ежемесячными еврейскими потерями в Освенциме.
3 Как музыкально звучит: "Ма ништана ха-лайла ха зе ми-коль ха-лейлот?"
Вы можете оставить свои комментарии здесь
